Блог

02.08.2023

Семейная политика Cкандинавских стран: Реакция на демографические вызовы

Социальная политика

АННОТАЦИЯ

Объект исследования – демографические процессы и семейная политика в Скандинавских странах. Актуальность исследования обусловлена остротой демографических вызовов развитых современных государств и необходимостью эффективных ответов. Цель – раскрытие и объяснение специфики развития демографических процессов в Скандинавских странах, характеристика модели и основных направлений современной семейной политики этих государств, выявление успешных практик в сфере поддержки семей с детьми и содействия здоровому и активному долголетию. Методология исследования строится на рассмотрении демографических процессов с позиции концепций демографического перехода и многовариантности демографического развития; анализе семейной политики Скандинавских государств в рамках типологии моделей социальной политики; использовании инструментов теоретического обобщения и статистического анализа данных отечественных и международных организаций. Результаты исследования показывают, что семейная политика Скандинавских стран отличается широкими масштабами государственной поддержки населения, определяемыми высоким уровнем экономического развития и щедростью государственных расходов, присущей социальной модели указанных стран. Большая часть мер и финансирования направлена на улучшение благосостояния и условий жизни семей с детьми, обеспечивая охват материальной поддержкой всех категорий семей с детьми; приличный объем выплат на каждого ребенка; наличие разных вариантов поддержки родителей в зависимости от их выбора между работой или уходом за ребенком и др. Повышению качества жизни пожилого населения и удлинению ее здорового и активного периода способствуют развитая система здравоохранения, включая профилактическую помощь, а также комплекс мер по противодействию социальной изоляции одиноких. Несмотря на объективную ограниченность возможностей государства в воздействии на демографические процессы, странам Скандинавии удается добиваться успехов в противодействии падению рождаемости, повышении продолжительности жизни и снижении смертности, что способствует поддержанию естественного прироста населения. Область применения полученных результатов – учет скандинавского опыта может способствовать совершенствованию отечественной семейной политики и тем самым расширению ее возможностей в содействии повышению устойчивости демографического развития России.

ВВЕДЕНИЕ

В развитых регионах мира усиливаются неблагоприятные демографические тенденции, усугубляемые эпидемическим неблагополучием, социально экономической неустойчивостью, обострением этнокультурных проблем, порожденных массовой иммиграцией, политической нестабильностью и др.

Снижение рождаемости, старение и убыль населения, зачастую не компенсируемая притоком мигрантов, ставят серьезные и многоплановые экономические, социальные и политические вызовы перед современными обществами, требуя от них поиска эффективных ответов. В то же время в Скандинавских государствах демографические проблемы относительно менее выражены, имеют менее резкие очертания, чем в подавляющем большинстве европейских стран. Причины появления и многолетней успешности данного феномена неразрывно связаны с особенностями модели развития этих стран, одной из которых, наряду с высоким уровнем материального благосостояния и качества жизни, является активная семейная политика.

Цель данной статьи – раскрыть и объяснить специфику развития демографических процессов в Скандинавских странах, дать научную характеристику модели и основным направлениям современной семейной политики этих государств, выделить их успешные практики, определить те слагаемые их опыта в сфере поддержки семей и содействия здоровому и активному долголетию, учет которых мог бы способствовать выработке российским государством адекватных подходов к решению демографических вопросов.

В ходе исследовательского процесса, осуществляемого с позиции теорий демографического перехода, многовариантности демографического развития, а также типологии моделей социальной политики европейских государств, использовались статистические данные ООН, ОЭСР, ВОЗ, Росстата, а также результаты авторских расчетов.

ДЕМОГРАФИЧЕСКИЕ ПРОЦЕССЫ И СЕМЕЙНАЯ ПОЛИТИКА

Согласно данным ООН, на фоне существенно замедлившегося в последние десятилетия демографического роста в мире в целом – уже в немалой группе стран, включающей более двух десятков европейских государств и Японию, наблюдается естественная убыль населения. При общей позитивной тенденции к повышению продолжительности жизни происходит старение населения. Одновременно возрастают риски роста смертности со снижением рождаемости. Согласно долгосрочным прогнозам ООН, вероятно дальнейшее усиление неблагоприятных демографических трендов.

Действие этих тенденций в Скандинавских странах имеет определенную специфику. По данным ООН, за минувшие полвека в этих странах ожидаемая продолжительность жизни увеличилась примерно на 8,5 лет, достигнув в 2021 г. 81,4 – 83 лет, что превышало аналогичные среднеевропейские показатели – 7 и 77 лет, соответственно. В России они составляли, соответственно, 1,7 и 69,4 года. Прогрессирующее демографическое старение сказалось в увеличении доли людей старше 65 лет, достигшей в 2021 г. в Скандинавских странах 18,1 – 20,3% населения и также превышающей средневропейский показатель – 17,7%. По данным Росстата в России он составил 16%.

Несмотря на существенное снижение смертности населения в трудоспособном возрасте в последние полвека, оно перекрывалось ее ростом в пожилых группах, что привело к заметному повышению в 80-90-е гг. общего коэффициента смертности в Скандинавских и других европейских странах. В частности, этот общескандинавский показатель, находившийся в 1970 г. на уровне 9,8–10,0, в последние десятилетия прошлого века повысился до максимальных отметок: в Норвегии – до 10,9 в 1990 г., в Швеции – до 11,4 в 1988 г., в Дании до 12,1 в 1993 и 1995 гг. (что выше среднеевропейского показателя тех лет – 11,6–11,8) (рис. 1).

Рис. 1 / Fig. 1. Общий коэффициент смертности в Скандинавских странах и Европе в среднем / Crude death rate (deaths per 1,000 population) in Europe and Scandinavian countries

Источник / Source: составлено автором на основе данных UN Department of Economic and Social Affairs Population Division. World Population Prospects. (дата обращения: 14.11.2022) / compiled by the author based on data of the UN Department of Economic and Social Affairs Population Division. World Population Prospects. (accessedon 14.11.2022).

Рис. 2 / Fig. 2. Суммарный коэффициент рождаемости в Скандинавских странах и Европе в среднем / Total fertility rate in Europe and Scandinavian countries

Источник / Source: составлено автором на основе данных UN Department of Economic and Social Affairs Population Division. World Population Prospects. (дата обращения: 14.11.2022) / compiled by the author based on data of the UN Department of Economic and Social Affairs Population Division. World Population Prospects. (accessed on 14.11.2022).

После послевоенного всплеска рождаемости, Скандинавские страны, как и все развитые регионы, с конца 60-х годов вступили в затяжную полосу ее снижения. Суммарный коэффициент рождаемости, достигавший до середины 60-х гг. в Швеции, Норвегии и Дании значений 2,3–2,9, снизился к началу 80-х гг. до рекордно низких отметок для второй половины прошлого столетия: до 1,44 в Дании и 1,6–1,7 в Норвегии и Швеции. Испытывая последующие подъемы и снижения, показатели фертильности в Скандинавии оставались с конца 80-х гг. выше среднеевропейских значений (рис. 2). Так, в 2021 г. этот индикатор достигал 1,72 в Дании, 1,67 – Швеции, 1,5 – Норвегии, в Европе – 1,48. Для сравнения в России он равнялся 1,49.

Методологические подходы к пониманию процессов в сфере народонаселения в Скандинавии содержатся в двух основных концептах демографического развития. Первый наиболее распространенный подход представлен в теориях демографического перехода, претендующих на выявление закономерностей и универсальное объяснение трансформаций в сфере народонаселения. Согласно конструкту американского демографа Ф.У. Ноутстейна [1], по мере экономического и социального развития переход обществ осуществляется от высоких значений рождаемости и смертности к более низким на уровне воспроизводства населения. Известный российский демограф А.Г. Вишневский охарактеризовал демографический переход причинно-следственной зависимостью между снижением уровня смертности и сокращением уровня рождаемости, указывая на естественный, закономерный характер данных процессов, вызванных модернизацией обществ. Переосмысливая концепцию эпидемиологического перехода в качестве дополнения к теории демографического перехода, ученый подчеркнул значимость изменения медицинских технологий, видов заболеваний и возрастной структуры, системы здравоохранения, а также образа жизни [2].

Пытаясь объяснить снижение рождаемости в развитых регионах до уровня, недостаточного для простого замещения поколений, голландский демограф Д. Ван де Каа предложил теорию второго демографического перехода – изменений в жизненных паттернах и семейных моделях, вызванных масштабным сдвигом консервативных ценностей европейского общества в сторону нонконформизма [3]. Связь этих процессов, в частности, подтверждается данными межстранового социологического проекта «Европейское исследование ценностей» (The European Values Study). Черты второго демографического перехода, сопряженного с формированием нового типа домохозяйств, основанного на одиночном проживании, сожительстве и родительских обязанностях вне брака, впервые проявились именно в Скандинавских странах в 60-е годы XX века, а затем уже стали обозначаться и в других регионах Европы. В русле изменений в репродуктивном поведении происходит и повышение возраста матерей при рождении первых детей, сопутствующее увеличению продолжительности жизни и демографическому старению обществ [4] и объясняемое, в частности, эволюционной теорией старения.

В то же время еще в 70-е годы было установлено, что разные страны необязательно должны проходить в своем развитии одни и те же стадии [5]. Кроме того, выявлено, что региональные различия в историческом развитии, культуре, социальных институтах, доминирующих типах домохозяйств, семейных ценностях и т.п. оказывают влияние на протекание демографического перехода [6]. Опираясь на эти выводы, российский экономист М.А. Клупт предложил альтернативный подход, предусматривающий многовариантность демографического развития в разных странах [7], обусловленную их социальноэкономическими, культурными, географическими характеристиками и прочими факторами, которые определяют национальные и региональные особенности и уникальную историю развития разных обществ.

Таким образом, процессы в сфере народонаселения в Скандинавских странах, с одной стороны, укладываются в рамки общих закономерностей демографического развития, описываемых в теориях демографического перехода, с другой, – отражают специфику этого северного региона, соответствующую концепции многовариантности демографического развития. В последней важная роль отводится социальной политике, включая ее демографическую и семейную составляющие.

В научной литературе встречается целый ряд близких по значению терминов, относящихся к регулированию демографических процессов. По сравнению с демографической политикой, сфокусированной на регулировании воспроизводства населения и миграции [8], сфера семейной политики шире, предполагает воздействие в целом на функционирование семьи, направлена на стимулирование рождаемости, создание благоприятных условий для жизни и личностного развития членов семьи, защиту детства, достижение гендерного равенства в сфере занятости и других областях, формирование здорового образа жизни и поддержание активного долголетия, заботу о недееспособных и уязвимых членах семьи. Поскольку семья является основным институтом общества, любые действия правительств, прямо или косвенно воздействующие на нее, например, меры молодежной, налоговой и жилищной политики, тесно сплетены с семейной политикой.

Государственная политика в семейной сфере определяется кругом насущных задач и остротой вызовов, стоящих перед обществом в конкретный момент. Так, со второй половины XIX века до конца 1940-х годов во время спада рождаемости семейная политика европейских государств носила пронаталисткий характер; в 1950-е годы, ознаменованные послевоенным «бэби-бумом», фокус политики сместился к борьбе с бедностью и неравенством в положении семей; в 1960–1980-е годы, считающиеся рядом ученых периодом второго демографического перехода, семейной политике были свойственны разветвление ее направлений, многовекторность в определении получателей социальных услуг и формировании стратегий развития семьи. И, наконец, с 1990-х годов серьезные демографические вызовы способствовали резкому повышению актуальности вопросов заботы о недееспособных или уязвимых членах семьи и защиты детей от бедности, переосмыслению семейной политики в сторону пересмотра отношений между государством и семьей, повлекшего рост числа посредников – частных организаций, предоставляющих услуги семьям [9].

Характер семейной политики определяется существующей моделью социальной политики. В качестве концептуальной основы для анализа семейной политики Скандинавских стран, как составной части социальной политики, применима типология государств благосостояния. В классификации Г. Эспинга-Андерсена [10, 11] выделяются три модели социальной политики: либеральная, консервативная и социал-демократическая, к которым позднее добавлен четвертый – южный, или средиземноморский тип. Хотя подобное ранжирование стран было предложено еще в 90-е годы, и с тех пор социальная сфера подверглась серьезным трансформациям, многие черты выделенных типов социальной политики сохраняются до сих пор. Либеральный тип (США) характеризуется низкой степенью декоммодификации (растоваривания) рабочей силы, ограниченными масштабами перераспределения доходов, поощрением экономической активности женщин. Консервативному типу (Франция, Германия, Великобритания) свойственен умеренный уровень декоммодификации. Церковь, оставаясь на страже традиционных семейных институтов, не приветствует выход на рынок труда замужних женщин. Государство оказывает поддержку семьям по принципу субсидиарности – по мере исчерпания их финансовых возможностей.

Южный – развивающийся – тип (Португалия, Италия, Испания, Греция) отличается сравнительно хрупкой системой социальной защиты населения и небольшим вмешательством государства в социальную сферу. Декоммодификация неравномерна: пенсионные выплаты составляют высокую долю социальных расходов, тогда как поддержка семьи, образования и занятости имеют довольно скудное обеспечение в сравнении с другими европейскими странами.

Наконец, социал-демократический тип (Швеция, Дания, Норвегия) отличается в пору апогея его реализации высоким уровнем декоммодификации рабочей силы и щедрой универсальной, или всеохватывающей, системой предоставления социальных услуг / благ, «потеснением» их рыночного распределения (базирующегося на факторных доходах) распределением бюджетным (независимым от этих доходов). Это позволяет говорить о модели всеобщей солидарности [12].

СЕМЕЙНАЯ ПОЛИТИКА В КОНТЕКСТЕ СЕВЕРОЕВРОПЕЙСКОЙ МОДЕЛИ СОЦИАЛЬНОГО ГОСУДАРСТВА

Семейная политика – органический ингредиент разветвленного и в то же время функционально единого механизма, созданного для реализации взаимосвязанных целей государства благосостояния. В этом механизме обеспечивается согласование достижения и поддержания таких индикаторов социального благополучия, как низкая и незастойная безработица, преимущественно бесплатные образование и медицинское обслуживание, высокий уровень социальной защиты (пенсии, пособия, гарантии занятости и др.). Вместе с тем контекст скандинавской модели государства благосостояния включает в себя в качестве материальной первоосновы стабильность экономического роста, создающего достаточную бюджетную базу для госфинансирования социальных расходов.

Специфика данной модели была признана после того, как Скандинавские страны во второй половине XX в. стали экономически процветающими при относительно невысоком социальном неравенстве [13]. Наиболее ярким примером этого паттерна социального государства служит классическая шведская модель. Она отличается высокой ролью реализуемого государством социально ориентированного перераспределения ВВП за счет весьма высоких госрасходов на такие все более важные в структуре общественного воспроизводства сферы, как медицина, образование, пенсионное обеспечение и др. Эта модель, достигнув в 60-70-е годы расцвета, в последующие два десятилетия угасает [14], дрейфуя в сторону либерализации государственного регулирования и ремаркетизации социально-экономической сферы, демонстрируя тем самым свою адаптивность к изменившимся условиям (в том числе внешнеэкономическим). Широкое подключение рынка к производству и реализации социальных услуг означало отход от курса на разрастание фондов общественного потребления, на госмонополизацию социальной сферы общественного воспроизводства.

В результате этой смены вех повысилась экономическая эффективность оказания социальных услуг населению и их качества. При этом были устранены известные – экономически не оправданные – крайности «шведского социализма»: злоупотребления в использовании социальных прав, уравниловка в заработной плате; несколько увеличились социальные разрывы в доходах; баланс безработица–инфляция сдвинулся в ущерб первой.

Однако в целом социально-экономическое развитие продолжает оставаться стабильным и динамичным. В последние десятилетия, в частности, значительно поднялись доходы всех групп населения, хотя и неравномерно, что привело к некоторому росту социальных различий по данному показателю.

Вместе с тем на общем фоне развитых государств Скандинавские страны по-прежнему отличаются низким уровнем дифференциации доходов населения: в 2020–2021 гг. коэффициент Джини в данных странах имел значение 0,25–0,27, для сравнения в Европейском союзе в 2020 г. данный показатель равнялся 0,30. О сохраняющейся масштабной перераспределительной деятельности государства в Скандинавии свидетельствует также высокая доля налоговых поступлений в ВВП. На 2020 г. в Швеции объем налоговых поступлений составил 42,6% от ВВП, в Норвегии – 38,6%, в Дании – 46,5%. Для сравнения средний показатель для стран ОЭСР составлял 33,5%.

Столь обширное огосударствление ВВП позволяло финансировать масштабные социальные программы. В 2019 г. расходы на социальные нужды достигали в Дании 28,3% ВВП, Швеции – 25,5% и Норвегии – 25,3%, соответствуя наивысшим мировым отметкам и уступая лишь показателям Франции, Финляндии и Бельгии (31%, 29,1% и 28,9%, соответственно). Подобные объемы социальной поддержки населения позволяют обеспечивать его подавляющей части достойную жизнь. Показательно, что, согласно данным ООН, Скандинавские страны практически бессменно возглавляют рейтинги государств по уровню качества жизни и состоянию здоровья нации с наибольшей долей государственных расходов на здравоохранение.

Позитивно характеризует модель традиционно один из самых высоких среди стран ОЭСР уровень занятости, составлявший в 2015-2020 гг. в Скандинавских странах около 75% от численности их населения в трудоспособном возрасте. В том числе и почти неизменно высокий уровень занятости женщин.

Свою нишу в описанной конструкции занимает и семейная политика. Указанные черты социальной модели скандинавских стран определяют и основные характеристики их семейной политики, позволяющие ее относить к североевропейскому, исходно – социал-демократическому типу.

Все страны Скандинавии выплачивают денежные пособия семьям с детьми (на каждого ребенка). Пособие является универсальным и не облагается налогом. Доля государственных расходов на семейные пособия в ВВП в Скандинавских странах заметно выше среднего значения по Европе. С 2001 г. доля расходов на семейные пособия в ВВП выросла с диапазона 2,9–3,4 к 2009 г. до 3,4–4,1, к 2017 г. показатели во всех странах сравнялись на уровне значения 3,4 (рис. 3).

  • Особенностью семейной политики стран социал-демократической модели являются прогрессивные меры демографической политики по созданию равных гендерных прав для выполнения родительских обязанностей и созданию наилучших условий для соблюдения интересов детей.
  • Участию женщин на рынке труда способствует гибкий график, позволяющий осуществлять уход за детьми в рабочее время, а также создание и развитие детских садов на рабочем месте с регулируемым расписанием, что делает семейные и рабочие задачи более совместимыми [15].
  • Скандинавская семейная политика следует универсальному подходу и располагает обширными ресурсами по уходу за уязвимыми членами семьи. Заботу о них в значительной мере берет на себя государство.

Рис. 3 / Fig. 3. Государственные трансферты семьям, % ВВП / Public spending on family benefits, % of GDP

Источник / Source: составлено автором на основе данных OECD Family Database. (дата обращения: 14.15.2022) / compiled by the author based on data of the OECD Family Database. (accessed on 14.11.2022)

В то же время поощряется конкуренция в предоставлении услуг семьям и пожилым людям, поскольку частные фирмы также играют важную роль в этой сфере, т. е. происходит частичная маркетизация.

ПОДДЕРЖКА СЕМЕЙ С ДЕТЬМИ

Несмотря на то, что не все планируемые изначально меры удалось реализовать, однако, именно Скандинавские страны были первыми, кто добился существенных положительных результатов от проведения семейной политики с учетом гендерной нейтральности и равноправия родителей. Основные меры семейной политики этих стран сосредоточены на обеспечении совмещения и гармоничного сочетания трудовой и семейной жизни.

Одним из важнейших направлений семейной политики скандинавских стран является реализация программ отпусков по уходу за ребенком. Во всех странах примерно в одно десятилетие было предоставлено право на щедрый отпуск по уходу за детьми для обоих родителей: в Норвегии в 1977–1978 гг., Швеции – в 1974 г. и Дании в 1984 г. В Скандинавских странах имеются различия в предоставлении права отцам на отпуск по уходу за детьми. Например, в Дании отпуском могут воспользоваться только отцы, которые проживают с детьми, в Норвегии и Швеции предоставляется больше прав родителям, проживающим отдельно [16].

В таблице 1 приведены сведения о сроках отпуска и средних ставках выплат пособий по уходу за детьми в наблюдаемых странах на 2021 г. В Норвегии и Швеции, по сравнению с Данией, продолжительнее оплачиваемый период времени по уходу за ребенком (из которых 14-15 недель отводятся исключительно отцам), а также выше ставки пособий для отпусков, предназначенных отдельно каждому из родителей (в Норвегии – 92,2% от прежней заработной платы для каждого родителя, в Швеции – 77,6% для матерей и 75,7% для отцов).

В Швеции практикуется равноправное разделение отпуска по уходу за детьми между родителями. В зависимости от условий коллективного договора на работе отпуск может быть использован до достижения ребенком 8 или 12 лет. С 1995 г. в системе социального страхования Швеции был введен «месяц папы», что усилило институт отцовства в стране. Аналогичные меры были реализованы в Норвегии [17]. Суть подобных «папиных дней» заключается в том, что отец обязан 1 месяц посвятить уходу за ребенком. Согласно исследованию европейских ученых, реформа «месяца папы» мотивировала отцов брать отпуск по уходу за ребенком и способствовала распространению подобной практики. Кроме того, имеется успешный опыт приобщения отцов к исполнению обязанностей по уходу за детьми. Например, еще с 80-х годов XX века в Швеции организуются «папа-школы», в которых отцов обучают ведению домашнего хозяйства, воспитанию детей, обсуждают вопросы взаимоотношений в семье. «Папа школы» и в настоящее время пользуются высокой популярностью среди отцов в Швеции [18].

Таблица 1. Продолжительность оплачиваемого отпуска и средние ставки пособий по уходу за ребенком в Скандинавских странах, 2021 г. / Duration of paternity leave and average payment rate for childcare benefits in Scandinavian countries, 2021

Источник / Source: составлено автором на основе данных OECD Family Database. (дата обращения: 24.11.2022) / compiled by the author based on data of the OECD Family Database.(accessed on 24.11.2022).

*Средняя ставка пособия – соотношение пособия и замещенного заработка. Для нескольких периодов с различными ставками рассчитано средневзвешенное значение на основе продолжительности каждого периода и соответствующих ставок / The average payment rate refers to the proportion of previous earnings replaced by the benefit over the length of the paid leave entitlement for a person earning 100% of average national full-time earnings.

Норвегия / Norway Швеция / Sweden Дания / Denmark
Количество недель / Length (weeks) Средняя ставка пособия, в %* / Average payment rate (%) Количество недель / Length (weeks) Средняя ставка пособия, в %* / Average payment rate (% Количество недель / Length (weeks) Средняя ставка пособия, в %* / Average payment rate (%
Средняя ставка пособия, в %* / Average payment rate (% 18,0 92,2 12,9 77,6 18,0 50,7
Отпуск по уходу за детьми, предоставляемый только отцам / Paid leave reserved for fathers 15,0 92,2 14,3 75,7 2,0 50,7
Общий отпуск по уходу за детьми, предоставляемый одному из родителей / General paid parental leave 68,0 32,1 42,9 57,2 32,0 50,7

Несмотря на схожесть между странами, условия предоставления отпуска по уходу за детьми разнятся. В Швеции и Дании модель предоставления отпуска по уходу за детьми больше ориентирована на гендерное равенство в год отпуска, в Норвегии – на выбор родителей. В первой модели за коротким отпуском по беременности и родам сразу после рождения следует более продолжительный отпуск по уходу за ребенком, который позволяет одному из родителей оставаться дома с ребенком в течение первого года его жизни. Модель выбора Норвегии, характеризующаяся продолжительными оплачиваемыми отпусками, предоставляет возможность отстранения от работы еще на год или два без компенсации или с пониженной ставкой компенсации заработной платы [19].

Также модели ухода за детьми возможно разделить с учетом таких параметров, как «поддержка работающих матерей» и «поддержка заботливых отцов». Швеция и Норвегия кажутся наиболее приверженными модели «двух кормильцев / двух опекунов». В обеих странах предусмотрены длительные отпуска по уходу за ребенком с несколькими неделями, предназначенными для отцов. Дания стремится поощрять работающее материнство, но не имеет обязательного отпуска для отцов в программе ухода за ребенком.

В то же время многочисленные исследования свидетельствуют о влиянии традиционных представлений об отце как основном кормильце, и матери как главном родителе, что влияет на использование мужчинами и женщинами отпуска по уходу за ребенком [20]. Последние в силу сложившихся семейных ценностей и семейных идентичностей по-прежнему берут большую часть доступного отпуска и выполняют в домохозяйстве основные обязанности по уходу за детьми.

Другим важнейшим направлением семейной политики Скандинавских стран является субсидирование детских садов и щедрое предоставление детских пособий. Доля детей в возрасте от 0 до 2 лет, охваченных услугами дошкольного образования и ухода, в Скандинавских странах занимает одни из лидирующих позиций и по данным 2018 г. составляет 46,3% в Швеции, 57,3% в Норвегии, 56% в Дании. Охват государственным дошкольным или начальным образованием детей в возрасте от 3 до 5 лет в странах является высоким: от 93,8 до 99,5%.

В Норвегии субсидирование ухода за детьми позволяет родителям выбирать: отдавать ребенка в государственный детский сад или получать пособие и самим заботиться о нем. Матерям детей в возрасте от 1 года до 2 лет предоставляется ежемесячное пособие, если они хотят продлить свой отпуск по уходу за ребенком. Сочетание пронаталистской политики и гарантий занятости способствовало повышению уровня экономической активности норвежских женщин. Норвегия уже долгое время занимает одно из лидирующих мест в мире в рейтинге гендерного разрыва, характеризующего степень равенства положения полов в таких ключевых областях, как экономика, политика, образование и здравоохранение [21].

Система субсидирования ухода за детьми в Скандинавских странах является очень гибкой с учетом оплаты труда родителей, что обеспечивает им возможности выбора при распределении времени между заботой о ребенке и выходом на работу. В одном из исследований немецких ученых, посвященном распределению времени между работой и заботой о детях, было установлено, что увеличение заработной платы женщин приводит к сокращению часов, посвященных досугу и домашней работе, а не времени, необходимому для ухода за детьми. (В случае с мужчинами другая картина: более высокая ставка заработной платы приводит к увеличению рабочих часов и сокращению времени на заботу о детях.)

Поддержка семей с детьми также направлена на противодействие детской бедности. Дети в семьях с одним родителем подвергаются особенно высокому риску бедности, поэтому различные льготы предназначены для улучшения материального положения таких семей. Пособие на ребенка часто выплачивается по более высокой ставке одиноким родителям. Кроме того, одинокие родители, работающие или получающие образование, имеют право на пособие, компенсирующее расходы на уход за ребенком. В некоторых случаях этим родителям может предоставляться стимулирующее пособие для получения образования. Вероятно, в отсутствии подобных мер Скандинавским странам вряд ли бы удалось поддерживать показатель детской бедности на более низком уровне, чем в ЕС в среднем. В 2018 г. в Скандинавских странах на грани бедности находились 8,1% детей и подростков младше 18 лет в Норвегии, 9,0% – в Швеции и 4,7% – в Дании (в ОЭСР – 12,9%).

Как показывают исследования, реализации государственных программ, улучшающих благосостояние семей, сопутствует повышение рождаемости, которое, однако, происходит в меньших объемах, чем ожидалось (и вообще могло быть вызвано причинами, не связанными с мерами семейной политики). Согласно теории демографического перехода, причина того, что пронаталистская политика, оказывая положительное влияние на качество жизни индивидов и общества в целом зачастую не достигает своих целей, кроется в механизмах саморегулирования, встроенных в демографические системы.

Тем не менее, сопоставление сроков / дат предоставления прав на хорошо оплачиваемый отпуск для обоих родителей по уходу за детьми и последующей динамики рождаемости позволяет выявить последовавший за принятием этой меры всплеск, а затем стабилизацию показателя фертильности. На рис. 2 заметен скачок этого индикатора в 80–90-е годы во всех трех странах. В Швеции суммарный коэффициент рождаемости вырос до 2,1 в начале 90-х годов и в последующий период колебался в пределах от 1,67 до 1,9. В Дании плавный рост показателя рождаемости продолжался вплоть до 2010 г., достигнув 1,86, и, варьируясь в дальнейшем от 1,66 до 1,76. В Норвегии показатели рождаемости росли с 80-х годов до начала 90-х годов от 1,7 до 1,9, затем совершали волнообразные движения в интервале этих значений, упав лишь в ковидном 2021 г. до 1,5 – наименьшего значения за весь наблюдаемый период.

Описанные тенденции говорят о том, что в Скандинавских странах действуют те же закономерности протекания демографических процессов, сказывающиеся в снижении и стабилизации рождаемости, как и в целом в европейском регионе. В то же время фертильность в рассматриваемых трех странах остается на более высоком уровне, чем в среднем на континенте, что может быть связано с позитивным эффектом мер семейной политики этих государств, направленных на повышение устойчивости их демографического развития.

СОДЕЙСТВИЕ ЗДОРОВОМУ И АКТИВНОМУ ДОЛГОЛЕТИЮ

Одним из ключевых направлений семейной политики Скандинавских стран является увеличение продолжительности жизни населения и повышение качества и доступности медицинской помощи и лечебно-профилактических услуг. Процессы, связанные с продлением трудовой жизни населения, а именно, увеличением пенсионного возраста, были скорее обусловлены реализацией экономически необходимого проекта государств, чем волей населения. И если ранее функционирование пенсионной системы было направлено на поддержание благосостояния населения, в настоящее время оно все больше ориентируется на укрепление национальных экономик.

Опросы пожилого населения европейских стран высвечивают негативные социальные последствия, вызванные увеличением продолжительности профессиональной деятельности. Например, работники, занятые физическим трудом и сильно утомляющиеся на работе, жаловались на ухудшение здоровья. И, наоборот, с досрочным выходом на пенсию граждане старшего возраста связывали улучшение здоровья как одного из главных слагаемых качества жизни. Современный курс большинства государств на повышение пенсионного возраста не в полной мере учитывает различия между категориями пожилых людей, что обусловливает необходимость обеспечения правовых, социальных и экономических условий для продолжения трудовой деятельности пожилыми, желающими работать в экономике долголетия [22].

Эффективной стратегией поддержания здорового и активного долголетия является профилактика болезней, опирающаяся на современные медицинские технологии и предполагающая повышение уровня личной ответственности граждан за собственное здоровье. Выявлено, что в европейских странах среди людей старше 50 лет больше всего профилактическими услугами пользуются лица с более высоким уровнем доходов и образования, а также жители Скандинавских стран, где система здравоохранения активно поддерживается государством и широко доступны бесплатные для населения медицинские услуги, что расширяет возможности получения профилактической медицинской помощи [23].

Примечательно, что, по данным ВОЗ, с 1970 по 2018 гг. динамика смертности пожилых людей от заболеваний сердечно-сосудистой системы в странах Скандинавии сократилась более существенно (на 68–76%) чем в Европе (в среднем – на 63%, в том числе в России – на 38%) и достигла значений 850–1109 на 100 тыс. жителей, заметно более низких, чем общеевропейские и, особенно, российские. Что может рассматриваться как следствие и свидетельство доступности и высокого качества медицинского обслуживания, в том числе профилактической помощи, на севере континента. Благодаря успехам Скандинавских государств по борьбе с сердечно-сосудистыми и другими серьезными заболеваниями, в том числе онкологическими, отмечается сокращение смертности. Если в Европе в среднем общий коэффициент смертности населения вырос с 11,6 в 2000 г. до 13 в 2021 г., то в Дании он снизился с 10,9 до 10, Норвегии – с 9,8 до 7,8, Швеции – с 10,5 до 8,9, соответственно (рис. 1). Эти различия в сочетании с расхождениями в показателях рождаемости на континенте в целом и в Скандинавских странах в отдельности формируют разновекторную динамику естественного движения населения: убыль в первом случае и прирост во втором (рис. 4).

Большую часть финансирования здоровья лиц старшего возраста европейские, в том числе Скандинавские страны, выделяют для обеспечения долговременного ухода за пожилыми людьми, но в сравнении с общими расходами в систему здравоохранения средства для пожилых пока еще составляют скромную долю. В Скандинавских странах существуют различные учреждения, деятельность которых направлена на поддержание здоровья пожилых людей, нуждающихся в длительном лечении. В Дании, например, существует специальный сервис «Reinablement», в рамках которого пожилым людям, которым необходим долговременный уход после травмы, предоставляется реабилитационная помощь в домашних условиях еще до оказания социальной помощи.

В Скандинавских странах государственная поддержка пожилых граждан, нуждающихся в уходе, в первую очередь одиноких, обычно практикуется, когда семейный уход становится уже недоступным [24]. В то же время, например, в Швеции реализуется принцип со-оплаты услуг по уходу за пожилыми людьми: значительную часть расходов на себя берет государство, часть оплачивает семья человека, нуждающегося в посторонней помощи [25].

Не менее важным вопросом здорового и активного долголетия является поддержание психического здоровья и преодоление социальной изоляции пожилых людей. Помимо волонтерской деятельности, направленной на помощь пожилым людям, улучшению здоровья пожилого населения способствует их непосредственное участие в помощи другим. Для возрастной группы людей старше 65 лет была обнаружена обратная связь между добровольным участием в волонтерской деятельности пожилых людей и депрессией. Именно благодаря волонтерскому движению пожилые люди шире вовлекаются в социальные взаимодействия в обществе, что положительно сказывается на психическом здоровье. С психологической точки зрения, помощь другим помогает ощутить пожилым людям свою полезность обществу в то время, как другие их роли к тому моменту были утрачены (роль супруга, работника организации и др.) Особенно это относится к повседневной деятельности волонтеров церковных организаций, основополагающую роль в которой играют ценности заботы о других, что сказывается в меньшей подверженности депрессиям религиозных добровольцев, по сравнению со светскими [26].

Рис. 4 / Fig. 4. Темпы естественного прироста населения (на 1 тыс. чел.) в Скандинавских странах и Европе в среднем / Rate of natural population change (per 1,000 population) in Europe and Scandinavian countries

Источник / Source: составлено автором на основе данных UN Department of Economic and Social Affairs Population Division. World Population Prospects. (дата обращения: 23.12.2022) / compiled by the author based on data of the UN Department of Economic and Social Affairs Population Division. World Population Prospects. (accessed on 14.11.2022)

Специфика семейной политики государств Скандинавии в отношении пожилых особенно рельефно проявляется на фоне южно-европейской модели. В ряде исследований установлено, что в странах Южной Европы доля семей, ухаживающих за пожилыми родственниками выше, чем в Скандинавских странах, где предпочтительнее привлечение социальных служб к заботе о людях старшего возраста с ограниченными возможностями [27]. На заботу о пожилых влияет комплекс факторов. Среди них – религиозная принадлежность населения (протестантизм в Скандинавии и католицизм в Южной Европе), сказывающаяся в семейных ценностях и традициях и отношении к социальной поддержке государства, финансовые возможности государства, демографические характеристики: количество детей в семье, возраст супругов, уровни рождаемости и смертности, состав семей, наличие или отсутствие родственников в разных возрастах, количество детей у пожилых людей и др. Однако, в целом, бремя ухода за пожилыми в большей мере ложится на семейные пары, и пожилые люди с большим количеством детей реже остаются одни [28].

Таким образом, семейная политика Скандинавских стран отличается широкими масштабами государственной поддержки населения. Возможности такой политики определяются высоким уровнем экономического развития и щедростью государственных расходов на социальные нужды, присущей социальной модели указанных стран. Большая часть мер и финансирования направлена на улучшение благосостояния и условий жизни семей с детьми, наряду с этим проводится активная и многогранная политика содействия здоровому и активному долголетию. Несмотря на объективную ограниченность возможностей государства в воздействии на демографические процессы, странам Скандинавии удается добиваться успехов в противодействии падению рождаемости, повышении продолжительности жизни и снижении смертности, что способствует поддержанию естественного прироста населения.

ВЫВОДЫ

Семейная политика Скандинавских стран имеет схожие основания, демонстрируя при этом национальную специфику реализации социалдемократической модели. Норвежский вариант в большей мере ориентирован на обеспечение максимального равенства родителей и возможностей выбора, шведская разновидность сильнее направлена на поддержку «двух кормильцев / двух опекунов», а во главе универсальной датской версии находится трудоустройство. При этом каждый паттерн динамично развивается в ответ на меняющиеся общественные условия и новые вызовы.

Экономической активности женщин в Скандинавских странах благоприятствует целый комплекс мер. Среди них – предоставление семейных пособий на ребенка и разного рода льгот, а также продвижение социальных норм, базирующихся на эгалитарном отношении к занятости, работе по дому и уходу за детьми, реализация которых призвана обеспечить равенство супругов при выполнении домашних обязанностей, включая уход за детьми. Поддержание активного долголетия достигается за счет комплексных государственных мер по сохранению здоровья пожилого населения.

Учитывая глобальный характер демографических изменений, для России может представляться интерес успешный опыт семейной политики Скандинавских стран. В частности, охват материальной поддержкой всех категорий семей с детьми с учетом потребностей их членов; приличный объем выплат на каждого ребенка до достижения им совершеннолетия; наличие разных вариантов поддержки родителей в зависимости от их выбора между работой или уходом за ребенком, включая создание условий для трудовой деятельности женщин с маленькими детьми; помощь одиноким родителям, которые сталкиваются с повышенными рисками бедности.

Это позволяет укрепить социальную безопасность родителей и их детей, а также создать более благоприятные условия для жизни и личностного развития семей с детьми, что существенно при планировании рождения детей. Повышению качества жизни пожилого населения и удлинению ее здорового и активного периода способствуют развитая система здравоохранения, включая широкое предоставление и профилактических услуг, а также вовлечение пожилых людей в общественные мероприятия для предупреждения и преодоления социальной изоляции одиноких.

Хотя успешные зарубежные практики заточены на местные условия и обладают национальной спецификой, скандинавский опыт может способствовать совершенствованию отечественной семейной политики, расширению ее возможностей в целях демографического развития России.

СПИСОК ИСТОЧНИКОВ

  1. Notestein F.W. Population Growth and Economic Development. Population and Development Review (reprinted). 1983;(9):345−360.
  2. Вишневский А.Г. Эпидемиологический переход и его интерпретации. Демографическое обозрение.2020;7(3):6–50.(дата обращения: 25.08.2022).
  3. Van De Kaa. Europe’s second demographic transition. Popul Bull. 1987:1–59.
  4. Лапшина Н.Е., Негашева М.А., Окушко Р.В. Влияние некоторых биосоциальных факторов на темпы старения и продолжительность жизни женщин (на примере изучения долгожителей г. Тирасполь). Вестник Московского университета. Серия 16. Биология. 2014;(4):20–23.(дата обращения: 30.11.2022).
  5. LoschkyD. J., WilcoxW.C. Demographic transition: a forcing model. Demography. 1974;11(2):215-225.
  6. Lesthaeghe R., Surkyn J. Value Orientations and the Second Demographic Transition (SDT) in Northern, Western and Southern Europe: An Update. Demographic Research. Special collection 3, article 3. 2004. 45 p.(дата обращения: 25.08.2022).
  7. Клупт М. А. Парадигмы и оппозиции современной демографии. Демографическое обозрение. 2014;1(1). 23 с. (дата обращения: 25.08.2022).
  8. Рыбаковский О.Л., Таюнова О.А. Демографическая политика: определение, структура, цели. Наука. Культура. Общество. 2019;(1):100–111.(дата обращения: 25.10.2022).
  9. Носкова А.Н. Эволюция семейной политики в Европе: меняющиеся проблемы, приоритеты и практики. Вестник МГИМО Университета. 2013:291–299. (дата обращения: 25.10.2022).
  10. Esping-Andersen G. The three worlds of welfare capitalism. Princeton University Press. 1990.
  11. Daatland S.O., Herlofson K. «Lost solidarity» or «changed solidarity»: a comparative European view of normative family solidarity. Ageing & Society. 2003;23(5):537–560.
  12. Arts W., Gelissen J. Three world of welfare capitalism or more? A State-of-the-Art-Report. Journal of European Social Policy. 2022;12;(2):137-158. (дата обращения: 20.10.2022). DOI:10.1177/0952872002012002114.
  13. A.B. Atkinson, J.E.Sogaard. The long-run history of income inequality in Denmark: Top incomes from 1870 to 2010. EPRU Working Paper Series. 2013. P. 48(дата обращения:30.11.2022).
  14. Гонтмахер Е.Ш., Гоффе Н.В., Гришин И.В. [и др.]. Социальный контекст экономического развития в XXI веке. М.: ИМЭМО РАН. 2016:175–199 (дата обращения: 20.10.2022).
  15. Garcia I., Molina J.A., Montuenga V.M. Intra-Household Time Allocation: Gender Differences in Caring for Children. Discussion paper series. IZA Discussion Paper. 2009;(4188). P. 39.(дата обращения: 25.11.2022).
  16. Липасова А. Свобода, равенство и отцовство: опыт скандинавских стран. Журнал исследований социальной политики. 2015:345–356.(дата обращения: 25.08.2022).
  17. Калабихина И.Е., Федотова О.А. Особенности проведения политики сочетания профессиональной и семейной жизни населения в европейских странах. Научные исследования экономического факультета. Электронный журнал. 2012:107–129.(дата обращения: 25.08.2022).
  18. Ekberg J., Eriksson R., Friebel G. Parental leave — A policy evaluation of the Swedish «Daddy-Month» reform. Journal of Public Economics. 2013;97:131–143.(дата обращения:25.08.2022).
  19. Grodem A.S. A review of family demographics and family policies in the Nordic countries. Baltic journal of political science. 2014;(3). P. 17.(дата обращения: 30.11.2022).
  20. Michael B., Wells M.A., Bergnehr D. Families and Family Policies in Sweden. Handbook of Family Policies Across the Globe. 2013:91–107.(дата обращения: 25.08.2022).
  21. Baran M. L., Evan E. Diehnelt B.A., Janice E. Jones. Family Policies in Norway. Handbook of Family Policies Across the Globe. 2013:77–90.(дата обращения: 25.08.2022).
  22. Vanajan A., Bültmann U., Henkens K. Do older manual workers benefit in vitality after retirement? Findings from a 3-year followup panel study. European Journal of Ageing. 2021;18:369–379.(дата обращения: 25.08.2022).
  23. Klusmann V., Kornadt A.E. Current directions in views on ageing. European Journal of Ageing. 2020;17:383–386.(дата обращения: 25.08.2022).
  24. Geerts J., K. V. den Bosch. Transitions in formal and informal care utilisation amongst older Europeans: the impact of national contexts. European Journal of Ageing. 2012;9:27–37.(дата обращения: 25.08.2022).
  25. Barbara Da Roit, Blanche Le Bihan. Similar and Yet So Different: Cash-for-Care in Six European Countries’ Long-Term Care Policies. The Milbank quarterly. 2010;88;(3):286–309. (дата обращения: 25.08.2022).
  26. M. Musicka, J. Wilson. Volunteering and depression: the role of psychological and social resources in different age groups. Social Science & Medicine. 2003;56;(2):259–269.(дата обращения: 25.08.2022).
  27. Alber J., Köhler U. Health and care in an enlarged Europe. European Foundation for the Improvement of Living and Working Conditions. Luxembourg: Office for Official Publications of the European Communities. 2004:71–77. (дата обращения: 25.08.2022).
  28. Glaser K., Tomassini C., Grundy E. Revisiting convergence and divergence: support for older people in Europe. European Journal of Ageing. 2004;1:64–72.(дата обращения: 25.08.2022).

ИНФОРМАЦИЯ ОБ АВТОРЕ

Ксения Альмировна Субхангулова – кандидат экономических наук, научный сотрудник Центра сравнительных социально-экономических и политических исследований, Национальный исследовательский институт мировой экономики и международных отношений имени Е.М. Примакова Российской академии наук, Москва, Россия

Материалы данной статьи не могут быть использованы, полностью или частично, без разрешения редакции журнала «Социально-трудовые исследования». При цитировании ссылка на ФГБУ «ВНИИ труда» Минтруда России обязательна.


Другие записи